Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

во Флориде или ловцом макрели у мыса Сейбл, Робинзоном Крузо на необитаемом острове в Тихом океане или одиноким пловцом в каком-нибудь море. Выбор ролей так широк; жаль, если в него не войдет роль Гамлета!

Я свободнее любой планеты; ведь ни одна жалоба не обходит вокруг света. Я могу уйти от общественного мнения, от правительства, религии, образования, от. общества. Буду ли я облагаться подушным налогом в графстве Миддлсекс или налогом на острогу под пальмами Гвинеи? Буду ли выращивать пшеницу и картофель в Массачусетсе или инжир и оливки в Малой Азии? Просиживать день в конторе на Стейт-стрит16 или проводить его в седле в азиатских степях? Я могу приплыть в Патагонию и найти там свой Бробдингнег, а Лилипутию найти в Лапландии17. Мои приключения за один день в Аравии и Персии могут быть удивительнее всех приключений Тысяча и одной ночи. Я могу быть лесорубом у истоков Пенобскота и войти в легенду, как речной бог, обитающий в воде и на суше, под каким-нибудь звучным именем, вроде Тритона или Протея; могу переправлять меха из Нутки в Китай и потому быть более знаменитым, чем Ясон со своим золотым руном, или же поехать в экспедицию в Южные моря, о которой потом будут рассказывать, как о путешествии Ганнона18. Я могу повторить приключения Марко Поло или Мандевилля19.

Вот некоторые из открытых передо мною возможностей, а сколько еще я могу сделать, и с делами моими не сравнится ничто!

Слава Фортуне за то, что мы не приросли к земле и свет клином не сошелся на том месте, где мы находимся. В Новой Англии не растет конский каштан и редко слышен пересмешник. Почему бы не идти в ногу с днем, так чтобы не садилось солнце, чтобы не отстать от лета и не видеть перелета птиц? Почему бы не потягаться с буйволом, который поспевает за сменой времен года; он щиплет травку на пастбищах Колорадо до тех пор, пока на берегах Йеллоустона не подрастет для него трава позеленее и повкуснее. Дикий гусь – больший космополит, чем мы; он завтракает в Канаде, обедает на Саскуэханне и чистит на ночь перышки где-нибудь в речных затонах Луизианы. Голубь переносит в зобе желудь от владений короля Голландии до линии Мейсона – Диксона20. А мы думаем, что, если заменить на наших фермах ограды из жердей каменными стенками, это оградит нашу жизнь и решит нашу судьбу. Если тебя избрали секретарем городской управы, тут уж, конечно, не поедешь на лето на Огненную Землю.

Ну и что из этого? Человек может поджать под себя ноги и удобно устроиться внутри огромной пустой тыквы, спиной к северо-восточной границе, и, между прочим, ему не будет тесно. Ногам-то нашим места довольно, а вот души ржавеют в углу. Давайте же продвигаться все дальше в исследовании наших внутренних земель и каждый день разбивать палатку ближе к линии горизонта на западе. Поистине плодородные земли и роскошные прерии лежат до ту сторону Аллеганских гор. До сих пор еще не было Ганнона чувств. Их область – нехоженая земля, сравнимая с владениями Великого Могола21.

22 апреля. Фалес22 был первым греком, учившим, что душа бессмертна. Но чтобы понять эту старую истину сегодня, требуется не меньше мудрости. То, чему учил первый философ, придется повторять последнему. Мир не продвигается вперед.

Я не могу повернуться на каблуках в комнате, где пол застелен ковром. Какая потеря для утра – завтрак! А ужин заменяет закат.

Мне думается, я слышу ranz des vaches* и скоро буду подумывать о дезертирстве.

Разве одного толстого платья недостаточно вместо трех тонких? Тогда я буду гораздо менее многослойным и смогу найти себя в темноте.

* Мелодия, исполняемая на рожке швейцарскими пастухами (швейц. диалект).

23 июня. Мы, янки, не так уж не правы, когда в ответ на один вопрос задаем другой. Да и нет – ложь. Цель верного ответа не установить нечто, но скорее сдвинуть все с места. Все ответы – в будущем, и каждый день отвечает следующему. Неужели мы думаем, что можно знать их заранее?

По-латыни отвечать – значит дать обещание богам поступать правдиво и честно в любой ситуации, как и подобает человеку. И это хорошо.

Музыка умиротворяет шум философских споров и возносится над головами мудрецов.

Как может язык поэта быть выразительнее природы? Он довольствуется пересказом – на том же самом языке – того, что он прочел по буквам, и притом довольно плохо.

Подлинный художник тот, для кого материалом является собственная жизнь. Каждым движением резца он должен врезаться в собственную плоть, а не безучастно долбить мрамор.

Источники. Что мне разговор любого человека, если я не чувствую в нем чего-то столь же жизнерадостного и ровного, как сверчанье сверчка? В нем лес должен вырисовываться на фоне неба. Люди утомляют меня, если в их речах меня постоянно не приветствует и не ободряет течение сверкающих струй.

Мне не дано увидеть дно неба, поскольку мне не дано разглядеть дно собственной души. Это символ моей бесконечности. Мой взгляд проникает в небо так глубоко, как глубок внутренний источник, из которого бьет моя сегодняшняя мысль.

Доступ к истинной мудрости можно получить не с помощью принуждения или суровости, но лишь с помощью непосредственности и детской радости. Если хочешь что-то узнать, будь прежде весел.

26 июня. Лучшая поэзия еще не написана. Возможно, она и была написана, но поэт забыл ее и вспомнил только тогда, когда было слишком поздно. Или иначе: возможно, она была написана и поэт помнил ее и, когда было слишком поздно, забыл ее.

Самое важное условие искусства – безыскусность.

Правда всегда парадоксальна.

Цели достигнет первым тот, кто меньше всего стремится к этому.

Есть лишь одна вещь лучше помощи – когда тебя оставляют в покое.

Терпение может избавить нас от мучений.

Тот, кто никогда не оказывает сопротивления, никогда не сдастся.

Скажи: Неверно, и ты превзойдешь философов.

Стой снаружи и не бойся беды. Опасность в том, чтобы запереться в четырех стенах.

30 июня. Вчера вечером я отправился из Фейр-Хэйвн и поплыл так же бесшумно и спокойно, как плывут по воздуху облака. С юго-запада с полей дул свежий ветер. Он наполнял парус, принимая облик крылатого коня, и его порывы двигали нас вперед сильно и равномерно. Ветер тихо надувает парус, подобно тому как наполняются ветром благородные движения сердца, но вскоре под действием свойственной человеку нерешительности они начинают полоскаться и биться на ветру. Я мог бы без конца наблюдать за движением паруса. Оно полно глубокого и важного значения. Я слежу за биением его пульса так, словно в нем течет моя собственная кровь. Переменчивая температура далеких атмосфер отмечена на его шкале. Это свободное, жизнерадостное создание, забава для небес и земли. Воздух играет с ним в веселую игру. Он надувается и тянет нас вперед потому, что солнце дотрагивается до него своим воздушным пальцем. Свежий ветер, с которым он играет, долго гулял на просторе. Он так тонок и при этом так полон жизни; так бесшумен, когда испытывает наибольшую нагрузку, и так шумен и нетерпелив, когда толку от него меньше всего. Так и я двигаюсь вперед, наполненный Божьим дыханием, так и мой парус бьется, полощется и надувается ветром.

В этот свежий вечер каждая былинка, каждый листок выглядит так, будто их окунули в ледяную жидкую зелень. Пусть каждый, у кого болят глаза, придет сюда и посмотрит: зрелище будет для него чудесным бальзамом, а то подождите и промойте глаза темнотой.

Мы продвигаемся дальше в поля, там свежий ветер подгоняет вас все вперед и вперед, и нам приходится прикладывать новые усилия, чтобы не отставать. Что думает этот упрямый ветер, который, вроде злой собаки, не дает мне свернуть в сторону, отдохнуть и успокоиться? Неужели он все время так и будет укорять и подзадоривать меня и не признает во мне равного?

Покуда на холмах дует ветер, истина будет торжествовать и ложь обнажится.

Жизнь человека должна быть торжественным маршем под звуки прекрасной, но неслышной музыки: и хотя его ближним она должна казаться немелодичной, для него музыка